МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

МЕЙ Лев Александрович (1822—62), русский поэт. Антологич. стихи, интимная лирика, стих, в стиле рус. нар. песен, романсы. Гражд. лирика (в т. ч. «Вечевой колокол», опубл. 1858, Лондон, распространялось в списках). Поэмы («Юдифь», 1855), былины, баллады. Поэтич. переложения «Песни песней» (цикл «Еврейские песни», 1849—60), «Слова о полку Игореве» (1841—50). Переводы (Г. Гейне, П. Ж. Беранже, А. Мицкевич и др.). Ист. драмы в стихах «Сервилия» (1854), «Царская невеста» (1849), «Псковитянка» (1850—59).

■ Полн. собр. соч., 4 изд., т. 1—2, СПБ, 1911; Стихотворения и драмы, Л., 1947; Избр. произв., Л., 1972.

Смотреть больше слов в «Литературном энциклопедическом словаре»

МЕЙЕР КОНРАД ФЕРДИНАНД →← МЕЖИРОВ АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ

Смотреть что такое МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ в других словарях:

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

известный поэт. Род. 13 февр. 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья ... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Мей Лев Александрович [13(25).2.1822, Москва, ‒ 16(28).5.1862, Петербург], русский поэт. Сын обедневшего дворянина. В 1841 окончил Царскосельский лицей... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Мей Лев Александрович — известный поэт. Род. 13 февр. 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился М. сначала в Моск. дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, М. поступил в канцелярию моск. ген.-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры. Примкнув в конце 40-х гг. к так называемой "молодой редакции" погодинского "Москвитянина", он стал деятельным сотрудником журнала и заведовал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале 50-х гг. только что женившийся М. (см. Софья М.) получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в "Библиотеке для Чтения", "Отечеств. Записках", "Сыне Отечества", "Русском Слове" начальных лет, "Русском Мире", "Светоче" и др. Крайне безалаберный и детски-нерасчетливый, М. жил беспорядочной жизнью литературной "богемы". Еще из Лицея, а больше всего из дружеских собраний "молодой редакции" "Москвитянина" он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х гг. вступил в кружок, группировавшийся около гр. Г. А. Кушелева-Безбородко. На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, М. просили сказать какой-нибудь экспромт. Прямодушный поэт горько над собою посмеялся четверостишием: "Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом". Большие графины расшатывали здоровье М. и порой доводили его до совершенной нищеты. Дело раз дошло до того, что, забрав во всех редакциях авансы и задолжав всем приятелям, он сидел в лютый мороз в нетопленой квартире и, чтобы согреться, разрубил на дрова дорогой шкаф жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. М. принадлежит, по определению Аполлона Григорьева, к "литературным явлениям, пропущенным критикой". И при жизни, и после смерти им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А. П. Милюков в "Светоче" 1860 г. № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов, в первом томе мартыновского издания сочинений М.) произвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно. М. — выдающийся виртуоз стиха, и только. У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, "Слово о полку Игореве" и Анакреона, Мицкевича и Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество М. очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений. Все остальное — переложения и переводы. А между тем, писать М. стал рано и в 18 лет уже поместил в "Маяке" отрывок из поэмы "Гванагани". Почти все оригинальные стихотворения М. написаны в "народном" стиле. Это та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом "Москвитянине " считалась квинтэссенцией народности. М. брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами ("Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый" и т. п.) — но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый "Хозяин", изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращаетя в проповедника супружеской верности. В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений М. в народном стиле: "Русалка", "По грибы", "Как у всех-то людей светлый праздничек". К стихотворениям этого рода примыкают переложения: "Отчего перевелись витязи на святой Руси", "Песня про боярина Евпатия Коловрата", "Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую", "Александр Невский", "Волхв" и перевод "Слова о Полку Игореве". Общий недостаток их — растянутость и отсутствие простоты. Из стихотворений М. с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: "Отойди от меня, сатана" — ряд картин, которые искушающий дьявол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это — лучшая часть поэтического наследия М. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не связанные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков М. бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана "Песня песней". М.-драматург имеет те же достоинства и недостатки, как и М.-поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические драмы М.: "Царская Невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка" (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам М. предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - "Сервилии", рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделал это с нарушением всякого правдоподобия. Превращение главной героини в течение нескольких <i>дней</i> из девушки, выросшей в строго римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II-III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя. Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности "Царскую невесту" и "Псковитянку". Верный адепт погодинских воззрений на русскую историю, М. рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях. Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова. В особенности испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный. По М., это — сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы М. занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм М., "Псковитянки", принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери "псковитянки" о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном. Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. "Полное собр. сочинений" М. изд. в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительною статьей Вл. Зотова и библиографией соч. М., составл. П. В. Быковым. Сюда вошли и беллетристические опыты М., литературного интереса не представляющие. Из них можно выделить только "Батю" — характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из CПб. в Костромскую губ., и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению "Бати", продала его за 100 руб. Кроме указанных статей о М., см. еще М. Протопопов, "Забытый поэт", в "Сев. Вестн." 1888 г. № 1. <i> С</i>. <i> Венгеров. </i><br><br><br>... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Мей Лев Александрович - известный поэт. Родился 13 февраля 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился Мей в Московском дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, Мей поступил в канцелярию Московского генерал-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры. Примкнув в конце 40-х годов к "молодой редакции" Погодинского "Московитянина", он стал деятельным сотрудником журнала и заведывал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале 50-х годов Мей получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников, вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в "Библиотеке для Чтения", "Отечественных Записках", "Сыне Отечества", "Русском Слове" начальных лет, "Русском Мире", "Светоче" и др. Крайне безалаберный и детски нерасчетливый, Мей жил беспорядочной жизнью литературной "богемы". Еще из лицея, а больше всего из дружеских собраний "молодой редакции" "Московитянина" он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х годов вступил в кружок, группировавшийся около графа Г.А. Кушелева-Безбородка . На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, Мея просили сказать какой-нибудь экспромт. Прямодушный поэт горько над собой посмеялся четверостишием: "Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом". Большие графины расшатывали здоровье Мея и порой доводили его до совершенной нищеты. Он сидел в лютые морозы в не топленной квартире и, чтобы согреться, раз разрубил на дрова дорогой шкап жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. Мей принадлежит, по определению Аполлона Григорьева , к "литературным явлениям, пропущенным критикой".И при жизни, и после смерти, им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А.П. Милюков в "Светоче" 1860 г., № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов , в первом томе Мартыновского издания сочинений Мея) возвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно. Мей - выдающийся виртуоз стиха, и только. У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, "Слово о полку Игореве" и Анакреонта, Мицкевича и Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество Мея очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений. Все остальное - переложения и переводы. А между тем писать Мей стал рано и в 18 лет уже поместил в "Маяке" отрывок из поэмы "Гванагани". Почти все оригинальные стихотворения Мея написаны в "народном" стиле. Это - та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом "Московитянине" считалась квинтэссенцией народности. Мей брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами ("Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый" и т. п.) - но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый "Хозяин", изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращается в проповедника супружеской верности. В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений Мея в народном стиле: "Русалка", "По грибы", "Как у всех-то людей светлый праздничек". К стихотворениям этого рода примыкают переложения: "Отчего перевелись витязи на святой Руси", "Песня про боярина Евпатия Коловрата", "Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую", "Александр Невский", "Волхв" и перевод "Слова о полку Игореве". Общий недостаток их - растянутость и отсутствие простоты. Из стихотворений Мея с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: "Отойди от меня, сатана" - ряд картин, которые искушающий диавол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это - лучшая часть поэтического наследия Мея. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не священные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков Мей бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана "Песня песней". Мей - драматург, имеет те же достоинства и недостатки, как и Мей - поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические драмы Мея: "Царская Невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка" (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам Мея предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - "Сервилии", рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделать это с нарушением всякого правдоподобия. Превращение главной героини в течение нескольких дней из девушки, выросшей в строго-римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II - III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя. Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности "Царскую невесту" и "Псковитянку". Верный адент Погодинских воззрений на русскую историю, Мей рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях. Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова . В особенности, испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный . Но Мей, это - сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы Мея занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм Мея, "Псковитянки", принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери "псковитянки" о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. "Полное собрание сочинений" Мея издано в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительной статьей Вл. Зотова и библиографией сочинений Мея, составленной Н.В. Быковым. Сюда вошли и беллетристические опыты Мея, литературного интереса не представляющие. Из них можно выделить только "Батю" - характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из Петербурга в Костромскую губернию, и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению "Бати", продала его за 100 руб. В 1911 г. сочинения Мея даны в качестве приложения к "Ниве". - Ср. Протопопов "Забытый поэт" (в "Северном Вестнике", 1888 г, № 1); С. Максимов , в "Русском Мысли" (1887, № 7); Як. Полонский , в "Русском Вестнике" (1896, № 9); Б. Садовский, в "Русской Мысли" (1908, № 7); Полянская, в "Русской Старине" (1911); Венгеров "Источники". С. Венгеров.<br>... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

(13(25).II.1822, Москва — 16(28).V.1862, Петербург) — поэт. В 1836—41 учился в Царскосел. лицее. По окончании лицея служил чиновником, в 1852 вышел в отставку, с сер. 40-х до 1853 сотрудничал в ж. «Москвитянин». Поэтич. творчеством стал заниматься уже в лицее, в печати впервые выступил в 1840. В поэтич. наследии М. можно отметить три основных направления: 1) лирич. и антологич. стихотворения; 2) былины, сказания и нар. песни; 3) переводы и подражания. У М. много переводов из слав. нар. поэзии и нац. поэтов славянства. Ист. песни, напис. М. преимущ. в кон. 50-х — нач. 60-х, в ряде случаев представляют собой стихотв. пересказ летописных источников и древнерус. повестей и сказаний («Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую», «Песня про боярина Евпатия Коловрата», «Александр Невский», «Волхв» и т. д.).<p class="text10k">В посвящении своего перевода С. принцу П. Г. Ольденбургскому М. пишет, что перевести С. он решил еще во время учебы в лицее,</p><p><span class="page">233</span></p><p class="text10">первонач. отрывки перевода, по его словам, были представлены им «на публичное испытание воспитанников (лицея. — <i>Л. Д.</i>) в 1841 году». Завершенный перевод он издал в 1850, напечатав его в ж. «Москвитянин» (в том же году оттиск этой журн. публикации вышел отд. изд.). Ко времени окончания перевода С. и его первой публикации относится работа М. над его известными стихотв. драмами «Царская невеста» (1849) и «Псковитянка» (1849—59). В «Псковитянке» в двух случаях можно видеть непосредств. влияние С.: «Прискучил мне твой свычай и обычай» (ср. С.: «...забывъ... красныя Гл<font class="old">ѣ</font>бовны свычая и обычая»); «у наших соколён / И путы золотые» (ср. С.: «...опуташа въ путины жел<font class="old">ѣ</font>зны»).</p><p class="text10k">В примеч. к переводу М. дает ему краткую характеристику: считая С. «сродственным» нар. сказкам и песням, он пришел к мысли «уложить» С. «в народный сказочный размер», стремился «передать стародавнюю народную речь современной народной речью». Перевод М. имитирует стих рус. нар. песен. Как поэт М. славился виртуозностью своего стиха, и в переводе С. стихотв. мастерство М. проявилось в полной мере, что обусловило и высокую оценку перевода современниками, и его большую популярность у читателей. Однако нар. стих не соответствует ни характеру, ни стилю С., особенно заметно это проявляется в лексике перевода, в обилии псевдонар. оборотов (аль, али, коли, втапоры; ох, ты гой еси; не токмо, ребята, зарезывал и т. д.). М. часто употребляет сдвоенные слова (путь-дорога; поле-степь; свет-зорька; девица-красавица; стоном-стонет; шумит-звенит; судил-рядил и т. п.), уменьшит.-ласкат. формы (былинушка, соловушка, пирушка, солнышко и др.), причастия с рус. суфф. -юч (поминаючи, перебегаючи, призываючи, кидаючи, пожираючи, снаряжаючи, избиваючи и т. д.). Надо отметить, что М. в своем переводе в целом близок к оригиналу и собств. смысловых добавлений у него почти нет, но стилистич. добавления псевдонар. духа искажают характер С. Весьма показательно в этом отношении уже самое начало перевода: «Аль затягивать, ребята, на старинный лад / Песню слезную о полку князя Игоря, / Князя Игоря Святславича! / А и песню нам затягивать / Про недавнюю былинушку — / Не по замыслу Боянову. / Коли вещему Бояну прилучалося / Про кого-нибудь песню складывать, / Растекался мыслию он по лесу, / Мчался серым волком по полю / И сизым орлом под облаком, / Про былые про усобицы / Песни прежних лет нам памятны: / Втапоры на стадо лебедей / Напускали десять соколов...». В тех же случаях, когда М. остается близок к лексике и строю оригинала, его перевод точен и поэтичен. Примером этого является плач Ярославны; ср. также описание побега Игоря: «Игорь молвил: „Ох, Донец-река, / И тебе не мало ведь величия: / Ты волнами князя убаюкивал, / Стлал ему траву зеленую / По серебряному берегу / И под тенью дерева зеленого / Одевал его мглами теплыми: / На воде стерег его — гоголем, / На струях стерег — чайками, / На ветру стерег — чернедьми. / А Стугна-река не таковская / И бежит струей не доброю...“». В ряде случаев М. сохраняет в переводе ритмику оригинала: «Кони ржут за Сулою, / Звенит слава в Киеве, / Трубы трубят в Новгороде, / А в Путивле знамена стоят». Обилие псевдонар. лексики наряду с сохранением лексики оригинала С., сочетание «народно-сказочного размера» с ритмикой первоисточника придают переводу М. эклектичность. Необходимо,</p><p><span class="page">234</span></p><p class="text10">однако, сказать, что мн. исследователи весьма высоко оценивали перевод М. <i>С. К. Шамбинаго</i>, напр., писал: «Переложение Мея принадлежит к числу наиболее удачных» (Художественные переложения... С. 216).</p><p class="text10k">М. сопроводил свой перевод примеч. Они заслуживают внимания только как интересные догадки переводчика. Слово «<i>спала</i>» во фразе «Спала князю умь похоти...», по мнению М., однокоренное со словом «пыл» и значит «пылкость». Смысл фразы, по его определению, такой: «пылкость овладела умом князя, и жаль ему, что знамение препятствует искусити Дону великого»; «пороси» — «туманы, поднимающиеся поутру из росы»; «шерешир» — шерешпер: «эта рыба принадлежит к роду карповых и делает над водою огромные скачки, „стреляет по воде“, как выражаются рыбаки. Певец Игоря, любящий сравнения, мог уподобить сыновей Глеба шерешперам»; «Слова подлинника „Тъй клюками подпръся окони“, — пишет М., — по моему мнению, указывают на способ освобождения Всеслава: ему подали ходули „клюки“, и он выпрыгнул из окна» (см. <i>Клюка</i>). «<i>Хоть</i>» М. производит от глагола «хотеть» — «желать» и переводит как «желанная». «До куръ Тьмутороканя» — тмутараканские курени. Во фразе «сего бо нын<font class="old">ѣ</font> сташа стязи Рюриковы, а друзіи Давидовы, нъ рози нося имъ хоботы пашутъ...» слова «рози нося» М. предлагает читать «розино ся», «розино» — «розно» (см. <i>Рог</i>). Весь отрывок он переводит: «Знамена его в раздел пошли, / И теперь хвостами порознь развеваются: / Те у Рюрика, другие взял Давид» (в наст. время общепризнанна конъектура — «нъ розно ся»).</p><p class="text10k">Перевод М. печатался отдельно, в составе его соч., в антологич. сб-ках С., но не столь часто, как перевод <i>Н. В. Гербеля</i> и, тем более, как перевод <i>А. Н. Майкова</i>, хотя именно эти три перевода явились принципиально важным этапом в поэтич. жизни С. в XIX в.</p><p class="text8kot"><i>Соч.</i>: «Слово о полку Игореве...» // Москв. 1850. № 22. Нояб. Кн. 2. Отд. 1. С. 97—126 (отд. отт.: М., 1850) (то же: Слово о полку Игореве, сына Святъславля, внука Ольгова. СПб., 1856 (это изд. бывает часто сброшюровано вместе с изд.: <i>Мей Л.</i> Стихотворения. СПб., 1857); Слово — 1938. С. 141—157; Стихотворения. Л., 1951. С. 206—238. (Б-ка поэта. Мал. сер. 2-е изд.) и др. изд. соч.); Плач Ярославны // Слово — 1985. С. 346—347 (то же: Слово — 1990. С. 273—274).</p><p class="text8k"><i>Лит.</i>: Бдч. 1851. Т. 105, № 1. Отд. 4. С. 41—43; Совр. 1857. № 12. С. 58; ОЗ. 1858. Т. 147. Отд. 4. С. 34; <i>Шамбинаго С. К.</i> Художественные переложения «Слова» // Слово — 1934. С. 215—216; <i>Скосырев П.</i> Художественные переводы и переложения «Слова о полку Игореве» // Слово — 1938. С. 61—62; <i>Стеллецкий В. И.</i> «Слово о полку Игореве» в художественных переводах и переложениях // Слово — 1961. С. 286—287.</p><p class="text8k">КЛЭ; <i>Булахов</i>. Энциклопедия.</p><p class="podpis">Л. А. Дмитриев</p>... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

(1822 — 1862) Русский поэт, переводчик. Автор поэтических сборников «Стихотворения», «Стихотворения и переводы», гражданской лирики, стихотворений в с... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Мей, Лев Александрович (13 февраля 1822, М. — 16 мая 1862, Спб.) — поэт и переводчикПсевдонимы: А—Мей; Зелинский; Л. М.; Пассажир; ПроезжийЛица, связа... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Мей Лев Александрович (1822-1862) - поэт, драматург и переводчик. С 1841 г. сотрудник "Москвитянина". Друг М. П. Погодина (см.), Ап. Григорьева (см.), Кушелева-Безбородко (см.) Автор исторических драм из русской жизни ("Царская невеста", "Псковитянка"), легших в основу одноименных опер.... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

МЕЙ Лев Александрович (1822-62) - русский поэт и драматург. Исторические драмы "Царская невеста" (1849), "Псковитянка" (1849-59), на основе которых созданы одноименные оперы Н. А. Римского-Корсакова; лирические стихи, переводы.<br>... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ (182262)

МЕЙ Лев Александрович (1822-62), русский поэт и драматург. Исторические драмы "Царская невеста" (1849), "Псковитянка" (1849-59), на основе которых созданы одноименные оперы Н. А. Римского-Корсакова; лирические стихи, переводы.... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ (182262)

МЕЙ Лев Александрович (1822-62) , русский поэт и драматург. Исторические драмы "Царская невеста" (1849), "Псковитянка" (1849-59), на основе которых созданы одноименные оперы Н. А. Римского-Корсакова; лирические стихи, переводы.... смотреть

МЕЙ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ ИЗВЕСТНЫЙ

поэт. Родился 13 февраля 1822 г. в Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился Мей в Московском дворянском институте, откуда был переведен в Царскосельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, Мей поступил в канцелярию Московского генерал-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры. Примкнув в конце 40-х годов к *молодой редакции* Погодинского *Московитянина*, он стал деятельным сотрудником журнала и заведывал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале 50-х годов Мей получил место инспектора 2-й московской гимназии, но интриги сослуживцев, невзлюбивших кроткого поэта за привязанность к нему учеников, вскоре заставили его бросить педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только числился в археографической комиссии и отдался исключительно литературной деятельности, принимая участие в *Библиотеке для Чтения*, *Отечественных Записках*, *Сыне Отечества*, *Русском Слове* начальных лет, *Русском Мире*, *Светоче* и др. Крайне безалаберный и детски нерасчетливый, Мей жил беспорядочной жизнью литературной *богемы*. Еще из лицея, а больше всего из дружеских собраний *молодой редакции* *Московитянина* он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он в конце 50-х годов вступил в кружок, группировавшийся около графа Г.А. Кушелева-Безбородка . На одном из собраний у графа Кушелева, на котором было много аристократических знакомых хозяина, Мея просили сказать какой-нибудь экспромт. Прямодушный поэт горько над собой посмеялся четверостишием: *Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом*. Большие графины расшатывали здоровье Мея и порой доводили его до совершенной нищеты. Он сидел в лютые морозы в не топленной квартире и, чтобы согреться, раз разрубил на дрова дорогой шкап жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм; он умер 16 мая 1862 г. Мей принадлежит, по определению Аполлона Григорьева , к *литературным явлениям, пропущенным критикой*. И при жизни, и после смерти, им мало интересовались и критика, и публика, несмотря на старания некоторых приятелей (А.П. Милюков в *Светоче* 1860 г., № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов , в первом томе Мартыновского издания сочинений Мея) возвести его в первоклассные поэты. Это равнодушие понятно и законно. Мей - выдающийся виртуоз стиха, и только. У него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой деятельности не имел любимцев и с одинаковой виртуозностью переводил Шиллера и Гейне, *Слово о полку Игореве* и Анакреонта, Мицкевича и Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество Мея очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то, что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух оригинальных стихотворений. Все остальное - переложения и переводы. А между тем писать Мей стал рано и в 18 лет уже поместил в *Маяке* отрывок из поэмы *Гванагани*. Почти все оригинальные стихотворения Мея написаны в *народном* стиле. Это - та археологически-колоритная имитация, которая и в старом, и в молодом *Московитянине* считалась квинтэссенцией народности. Мей брал из народной жизни только нарядное и эффектное, щеголяя крайне вычурными неологизмами (*Из белых из рук выпадчивый, со белой груди уклончивый* и т. п.) - но в этом условном жанре достигал, в деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый *Хозяин*, изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где домовой превращается в проповедника супружеской верности. В неподдельной народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений Мея в народном стиле: *Русалка*, *По грибы*, *Как у всех-то людей светлый праздничек*. К стихотворениям этого рода примыкают переложения: *Отчего перевелись витязи на святой Руси*, *Песня про боярина Евпатия Коловрата*, *Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую*, *Александр Невский*, *Волхв* и перевод *Слова о полку Игореве*. Общий недостаток их - растянутость и отсутствие простоты. Из стихотворений Мея с нерусскими сюжетами заслуживают внимания: *Отойди от меня, сатана* - ряд картин, которые искушающий диавол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина, Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада, императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это - лучшая часть поэтического наследия Мея. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя отдельные подробности, не священные единством настроения, не нуждающиеся в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков Мей бесспорно занимает первостепенное место. Особенно хорошо передана *Песня песней*. Мей - драматург, имеет те же достоинства и недостатки, как и Мей - поэт; превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости, язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические драмы Мея: *Царская Невеста* (1849), *Сервилия* (1854) и *Псковитянка* (1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа. Движения в них мало, и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами, рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам Мея предвзятость, с которой он приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - *Сервилии*, рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства над римским обществом и сделать это с нарушением всякого правдоподобия. Превращение главной героини в течение нескольких дней из девушки, выросшей в строго-римских традициях, и притом в высоконравственной семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически: монашество появляется во II - III в.), решительно ничем не мотивировано и является полной неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя. Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности *Царскую невесту* и *Псковитянку*. Верный адент Погодинских воззрений на русскую историю, Мей рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях. Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова . В особенности, испорчен тенденциозным преклонением перед всем древнерусским Иоанн Грозный . Но Мей, это - сентиментальный любовник и государь, весь посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы Мея занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест лучшей из драм Мея, *Псковитянки*, принадлежит сцена псковского веча. Не лишен условной красоты и рассказ матери *псковитянки* о том, как она встретилась и сошлась с Иоанном Этот рассказ стал излюбленным дебютным монологом наших трагических актрис. *Полное собрание сочинений* Мея издано в 1887 г. Мартыновым, с большой вступительной статьей Вл. Зотова и библиографией сочинений Мея, составленной Н.В. Быковым. Сюда вошли и беллетристические опыты Мея, литературного интереса не представляющие. Из них можно выделить только *Батю* - характерный рассказ о том, как крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и на салазках перевез из Петербурга в Костромскую губернию, и как потом эта барыня, по собственному, впрочем, предложению *Бати*, продала его за 100 руб. В 1911 г. сочинения Мея даны в качестве приложения к *Ниве*. - Ср. Протопопов *Забытый поэт* (в *Северном Вестнике*, 1888 г, № 1); С. Максимов , в *Русском Мысли* (1887, № 7); Як. Полонский , в *Русском Вестнике* (1896, № 9); Б. Садовский, в *Русской Мысли* (1908, № 7); Полянская, в *Русской Старине* (1911); Венгеров *Источники*. С. Венгеров. См. также статьи: Арнольд Юрий Карлович ; Баженов Александр Николаевич ; Бородин Александр Порфирьевич ; Быков Петр Васильевич ; Гербель Николай Васильевич ; Григорьев Аполлон Александрович ; Островский Александр Николаевич ; Россия, разд. Русская литература (1848 - 1855) ; Россия, разд. Светская музыка (XIX век) ; Сырокомля Владислав .... смотреть

T: 16